Муниципальное бюджетное учреждение
Городской центр экспертизы, мониторнинга, психолого-педагогического и информационно-методического сопровождения «ЛЕДА»

Архангельский гештальт-терапевт: Никогда не поздно иметь счастливое детство

На консультации в архангельский центр «Леда» все чаще приходят родители, замечающие в поведении своих детей проявление симптома, который психологи называют «повышенной тревожностью»: неуверенность в собственных силах, низкий эмоциональный фон, замкнутость, рассеянность, страхи, боязнь одиночества, отчужденность.

В большинстве случаев речь о подростках, но схожие проблемы встречаются и у совсем маленьких детей.

По мнению гештальт-терапевта Ирины Шонбиной, одна из причин повышенной детской тревожности – неправильно сформированная привязанность.

— Есть мнение, что привязанности нас привязывают и как будто бы это несет какой-то негативный оттенок, – говорит Ирина Шонбина. На самом деле привязанность – важное базовое чувство, человеческая потребность, которая зарождается у каждого еще в младенчестве. Это поиск и поддержание контакта со значимыми другими, естественная защита от тревоги и уязвимости. Ну, а кто для ребенка первый объект привязанности? Конечно же, мама.

И когда начинаешь разбираться в детской тревожности, в большинстве случаев корни проблемы ведут к раннему детству, по сути, к младенчеству. Из истории этих первых отношений между матерью и ребенком рождается очень многое.

– То есть то, как мама относится к ребенку в первые месяцы или даже дни после его рождения, может повлиять на всю его дальнейшую жизнь?

— Мама или другой значимый для ребенка человек, который проводит с ним больше времени. Именно младенчество – период, когда закладывается тип привязанности, по которому ребенок будет жить, взрослеть и развиваться дальше. Привязанность, согласно теории британского психолога Мэри Эйнсворт, бывает трех стилей: надежной, избегающей и тревожно-амбивалентной. И, если определить, по какому типу формировался человек в детстве, можно работать с различными психологическими симптомами. В том числе с повышенной тревожностью.

Следуя теории привязанности, можно, например, много понять о нашем детстве и взаимоотношениях с родителями. Так, люди, развивающиеся по надежному, безопасному типу привязанности, по всей видимости, росли в любви и гармонии. Мама внимательно относилась к потребностям такого ребенка.

Образно говоря, младенец заплакал, его утешили, взяли на руки, прижали к сердцу, он ощутил тепло и безопасность. И в то же время усвоил: «В случае необходимости я всегда смогу получить внимание и защиту, мама рядом». Так и закладывается надежный фундамент для дальнейшего развития личности. И у ребенка формируются сбалансированные представления о самом себе.

А если малыш плачет, а мама не торопится на зов, считает: «Прокричится и привыкнет, нечего приучать к рукам», она неосознанно нарушает привязанность и подрывает основы безопасности. Между тем, безопасность лежит в основе теории привязанности. То есть сама система привязанности включает в себя как бы две противоречивые тенденции: одна – мне должно быть спокойно и комфортно, а вторая – стремление познать что-то новое, стремление к «опасности», мне интересно, а что происходит там?

Это как качели. И каждый раз ребенку приходится устанавливать баланс. Я на каком сейчас расстоянии от мамы? Или, если я достаточно далеко, то мне достаточно безопасно? Ребенок, который с первых месяцев усвоил этот надежный стиль привязанности, в дальнейшей жизни так же легче находит это равновесие.

– Равновесие между собственной независимостью и близостью с другими людьми?

— Да. Надежная привязанность поддерживает автономию и уверенность в себе. Такой человек более общителен, не скрывает свои чувства и способен поделиться ими с другими. Показательный пример – адаптация к детскому саду, школе. Дети с надежным типом привязанности, которые еще в младенчестве получили свою порцию безопасности и доверия в раннем контакте с матерью, адаптируются легче и быстрее, чем их сверстники, которым в семье демонстрировали тревожноамбивалентный тип привязанности.

– Что значит тревожно-амбивалентный? Родители были неласковы?

— Скорее, непоследовательны – иногда ласковы и отзывчивы, а иногда глухи к потребностям ребенка. И вместо уверенности в безопасности формировалась неуверенность: «А будет ли мама рядом, когда она мне понадобится?» И уровень тревожности повышался... Из той же серии и избегающий тип привязанности, когда на первое место выходит степень контроля над ситуацией. Родители излишне авторитарны, могут чрезмерно опекать ребенка. При этом его эмоциональному состоянию не уделяют особого внимания. И постепенно ребенок привыкает скрывать свои чувства. А к подростковому возрасту уже возрастает внутренняя конфликтность, самообвинения, отчужденность, начинаются уходы из дома... Все это как следствие дефицита детскородительской связи, которая могла бы поддерживать ребенка.

Поэтому привязанность, сформированная в детстве, и имеет такое большое значение: «Как я сам буду проявлять себя в дальнейшей жизни, в разных социальных контактах. Как буду строить свои новые привязанности, которых у каждого из нас, конечно же, много». Есть даже такая непростая фраза о том, что усвоенная в младенчестве модель характеризует наш путь от колыбели до могилы.

– Все в этом мире про отношения с кем-то…

— И когда мама жалуется: «У моего ребенка нет друзей», это тоже проблема с привязанностью. Конечно, есть темперамент и индивидуальные особенности, но если ребенок часто и подолгу один, надо как можно быстрее задуматься об его эмоционально-психологическом состоянии, а что с ним вообще происходит? Где-то же он взял этот пример изоляции? Надо разбираться. То же относится и к излишней тревожности.

Вообще, тревога – это чувство, которое рождается в контакте с кем-то. Например, если у меня страх, я думаю про свою безопасность. Если злость, думаю, что кто-то нарушил мои границы. А тревога – рассеянное чувство. Чаще всего она возникает, когда я не живу в настоящем. Меня здесь как бы нет. Я либо в прошлом, и есть масса страхов про мое прошлое, или в будущем, и много фантазий и переживаний про то, как это может быть. Но при этом я не опираюсь на то, что сейчас происходит. Одной ногой в будущем, другой в прошлом.

– А внизу пустота...

— Да. Поэтому один из первых шагов – поговорить с ребенком. Про что твоя тревога? Помочь увидеть то, что с ним сейчас происходит. Сделать акцент на этом. И научиться получать от настоящего радость и комфорт, обрести платформу. Это не значит, что у тебя не будет страхов, злости, но ты точно знаешь сейчас, что с тобой происходит. И ты можешь что-то с этим делать.

Ну, и, конечно, к любому тревожному ребенку следует проявить больше искреннего внимания. Важен телесный контакт, чаще обнимайте: «я с тобой», и это тоже про привязанность. Ведь быть здоровым психологически – это ощущать взаимозависимость от другого человека. В тебе много важного для меня, того, на что я могу опираться. Ты тот, с кем я могу чувствовать воздух в отношениях и свободно проявлять себя.

И чем больше у нас привязанностей, тем мы счастливее, но только, если мы при этом свободны в выборе, надежно привязаны. А если я привязан намертво и «без тебя жить не могу», цепляюсь за партнера – это тревожно-амбивалентная привязанность. В этом воздуха мало.

– Но все-таки, как быть, если родители уже неправильно сформировали привязанность? Можно ли изменить тип привязанности своего ребенка?

— Рецептов точных нет. Но, к счастью, действительно, появляется все больше родителей, которые ответственны к тому, как они строят контакт с детьми. И, если что-то пошло не так в отношениях, они приходят на консультацию. И уже вместе со специалистом здесь и сейчас можно сделать очень много. В том числе повлиять на формирование привязанности.

Хотя, повторюсь, задумываться о родительской ответственности надо как можно раньше. Какой посыл я как мама, папа даю? Для чего использую тот или иной педагогический прием? Понимает ли меня мой ребенок? Многие родители ведь даже нечетко представляют себе возрастные моменты, порой требуют от трехлетнего малыша то, чего не может сделать ребенок и в семь лет: «Ну ты же самостоятельный!» А ребенок не в силах понять, чего от него хотят, и его тревожность возрастает.

К сожалению, мы редко сегодня говорим и о чувствах со своим ребенком. Что с маленьким, что с большим. А подросток не всегда способен сам разобраться в своих чувствах, в том, что происходит, и это вгоняет его в депрессию. Прибавьте еще перестройку гормональную, когда тело растет, а сердце не успевает, ему, бедному, и так тяжело... И вот эта психологическая дезориентация – она не только невыносима, но и разрушительна. И пока человек, будь то взрослый, подросток или маленький ребенок, не достигнет психологического комфорта, он не сможет полноценно развиваться.

Потому хорошо, если родители вовремя спохватываются, приходят к психологу и еще что-то можно сделать. Но, как говорится, родителей не выбирают, и не всем везет на раздаче с родителями. И встречаются очень обаятельные и милые дети, но при этом у них очень сложные, в плане психического состояния, родители.

– А можно ли как-то самому изменить свою модель привязанности и «перепривязаться»?

— Такая терапия тоже существует, хотя, конечно, это не совсем самостоятельная история, пока ребенок растет. Здесь нужна более взрослая позиция, а ребенок не всегда может посмотреть на себя со стороны. Но, взрослея, можно научиться влиять на свой тип привязанности. В первую очередь через принятие личной ответственности.

Чем больше я себя понимаю, тем более качественно я что-то делаю для своих отношений. Хотя это, безусловно, очень трудоемкая работа, требующая сильного контакта между терапевтом и клиентом. Но награда за упорный труд, согласитесь, того стоит. Есть даже такое мнение Эрика Эриксона, одного из психоаналитиков, оно мне очень симпатично, что никогда не поздно иметь счастливое детство. Причем, в любом возрасте.

Наталья ПАРАХНЕВИЧ. Фото из архива Ирины Шонбиной и Павла Кононова

http://pravdasevera.ru/life/-j5udfcut